Как служили в Печах под Борисовом в начале 1970-х годов
что изменилось с того времени
Многие вчерашние солдаты-срочники знают, что в Печах под Борисовом располагается самый известный в Беларуси учебный центр. Прохождение там «учебки», по признанию отслуживших, навсегда остается в памяти.
Вот и Александр Кимельман, который неоднократно делился с читателями «Витебского курьера news» своими воспоминаниями, как служил в Печах в начале 1970-х годов.
Пропустив перипетии школьной жизни и учебу в техникуме, хочу остановиться подробнее на довольно коротком интервале моего жизненного пути – 1969 – 1972 годах. Сколько всего успело произойти за это время…
В декабре 1969 года после длительной и мучительной болезни умер отец. Ему было всего 58 лет. Полугодовую производственную практику перед окончанием техникума я проходил в Витебском телеателье. Другими словами, это была мастерская по ремонту бытовой радиотехники (телевизоры, радиоприемники, магнитофоны и т.д.). Я специализировался на ремонте телевизоров, к окончанию практики вполне сносно мог обслужить клиентов. В штат зачислен я не был, но с халтурами справлялся без проблем.
Защитив диплом, я принял не совсем разумное решение в плане своего распределения, после чего оказался со свободным дипломом. Трудоустроиться за 2-3 месяца перед армией, не было никаких шансов. Мама, работая инспектором-ревизором в КЭЧ Витебского гарнизона, устроила меня в мастерскую автотэч на Северном аэродроме. Там несли службу и солдаты-срочники. Толком не могу даже вспомнить, чем там занимался. Были случаи, когда офицеры просили отремонтировать домашние телевизоры, в их числе был и командир части подполковник Скуратов. Еще под «мудрым» руководством старослужащих я соорудил себе шикарную «дембельную» пистолет-зажигалку.
Для того, чтобы остаться служить в этой «богадельне», мне нужно было сказать только «да». Но отсутствие жизненного опыта, молодость и упрямство сыграли со мной довольно злую шутку.
Третьего ноября 1970 года я был уже на призывном пункте в горвоенкомате на улице Суворова. Настроение было приподнятое, встретил многих знакомых ребят по техникуму, большинство было уже обрито наголо, в том числе и я. Приезжали из частей «покупатели», собирались группы, куда-то уезжали.
Нашу группу начали формировать ближе к вечеру. До этого момента мы даже не представляли, где будем служить. Слово «Печи» произнесли впервые в автобусе по дороге на вокзал. К нашей общей радости в группе оказалось 6-7 техникумовских ребят. Мы все еще думали, что будем служить по специальности в радиотехнических войсках. Ехали долго, часто останавливались. Поздно ночью нас высадили, как говорится, в чистом поле. Думая, что все придется выбросить, одеты мы были довольно легко, не по погоде. А там мороз и снег сантиметров 20 минимум. На мне было осеннее пальтишко и обычные туфли. Идти пришлось далеко, и, как мне помнится, радости особой никто уже не испытывал. Короче, здравствуйте Печи, встречай 307-й мотострелковый учебный полк новое пополнение!
Я попал в роту, где готовили операторов-наводчиков БМП, то есть, находясь в башне боевой машины пехоты, в моем распоряжении были орудие «гром», пулемет и ПТУРСы – противотанковые управляемые ракетные снаряды. Всем этим я должен был за полгода научиться пользоваться. В эту же роту попали мои однокашники Славик Давыдулин и Саша Крицкий. Мой друг Лёня Романов, с которым мы учились вместе в СШ №1, а потом в одной группе в техникуме, служил в соседнем танковом полку.
Я не ставлю перед собой задачу подробно описывать мою службу в «учебке». Многие парни сами прошли такую же «школу жизни», многие что-то похожее видели в кино, да и у меня некоторые события приняли совершенно расплывчатые очертания, которые могут привести к неточностям в повествовании.
Понятно, что ребята с различной физической подготовкой, с непохожими характерами, с различными моральными устоями, попав в столь непривычную для себя обстановку, по-разному переносили возникшие трудности армейской жизни. О себе скажу одно – было очень тяжело. И главное заключалось в том, что внешне показывать этого было нельзя. Все равно никто не поможет, никто не посочувствует. С сослуживцами взаимоотношения у меня складывались довольно ровные, но новых друзей я там не приобрел.
В день принятия присяги было разрешено свидание с родителями. Помню маленькое помещение с большим количеством собравшихся людей. Маму я увидел сразу, она шла и выискивала глазами меня в толпе. Когда я увидел ее взгляд на себе, сразу вздохнул с облегчением, но она прошла мимо. Узнать меня было действительно трудно.
Каждый из ротных командиров по-разному представлял свою службу. Помню командира нашего взвода капитана Мамая. По выслуге он должен был быть уже майором и как минимум командиром роты, но его не жаловали, зато к нам он относился по-доброму. Конечно, ни о каких послаблениях речи не шло, но издевательств и унижений по отношению к курсантам не допускал.
Его противоположностью был командир другого взвода – лейтенант Мамалыга. Будучи дежурным по роте, он мог среди ночи устроить «подъем-отбой». Выглядело это примерно так. По его приказу дневальный кричал: «Рота, подъем!». За 30 секунд в полной форме вся рота выстраивалась вдоль коридора. Если кто-то не успевал, следовала команда «Рота, отбой!», затем снова «Рота, подъем!». И так до тех пор, пока это ему не надоедало.
Очень любил Мамалыга раздавать наряды вне очереди. Предполагалась различная работа. Одно из самых гнусных наказаний – натирание пола «маруськой». Это был тяжеленный полотер, наверх которого клался еще увесистый снаряд. После отбоя в течение 2-3 часов «провинившийся» таскал по коридору туда-сюда это чудо техники, натирая покрытый ваксой пол. Ну а подъем ждал по расписанию – в 6:00.
Командир роты капитан, а к нашему «микродембелю» уже майор, Купец в основном запомнился выступлениями на политзанятиях, где он обрушивал свой праведный гнев на реваншистские и враждебные советскому строю блоки НАТО, СЕАТО, АСЕАН и пр. Часто приходилось видеть, как он устраивал «разносы» нашим командирам. Это было зрелище не для слабонервных. А с виду был совсем не зловредным дядькой.
Сержанты – замкомвзводов и командиры отделений – тоже были разными. Были и под стать лейтенанту Мамалыге, были и более человечные. Старшиной роты был старший сержант, впоследствии старшина Гаврон. Тоже из срочников. В общем, неплохой парень, не вредный, но гонял нас как сидоровых коз. В каптеры себе выбрал одного из курсантов – Витю Шарко. Это был крупный, довольно упитанный, не в меру наглый «песковатинский» парень, который так и провел практически все полгода в каптерке у старшины.
Дополнительные трудности накладывала еще и зима, которая в тот год выдалась снежная и морозная. Все передвижения совершались чаще всего бегом. На полигон бегали очень часто – то стрельбы, дневные или ночные, а чаще отработка на тренажерах запуска ПТУРСов. Прибегали все взмыленные. Единственным укрытием были ангары, продуваемые насквозь. Через короткое время появлялось ощущение, будто нижняя рубашка примерзла к телу. Крайне редко удавалось развести костер. Что удивительно, никто не болел.
Караульная служба, наряды на кухню, уборка территории, ночные подъемы по тревоге, марш-броски с полной выкладкой на 15-20 км, физподготовка, да и всякие другие мероприятия также являлись частью учебного процесса. Особенно тяжело было, если сразу после караула или очередного наряда приходилось заступать дневальным по роте или отрабатывать наряд вне очереди. В первые месяцы «учебки» постоянно хотелось есть и спать. Потом эти чувства стали понемногу притупляться.
Получая ежемесячное жалование 3 рубля 80 копеек, я мог позволить себе 2-3 раза в месяц посетить местный магазинчик. Покупал банку сгущенки, батон и бутылку лимонада. Это съедалось, не отходя от кассы. Впрочем, на эти деньги нужно было еще приобрести материю для подворотничков и «асидол» для чистки бляхи на ремне.
Где-то раз в месяц мама присылала посылку. Всегда это были папиросы «Беломор-канал» и кусок сала. Куревом не принято было делиться, а вот сало частично уходило в каптерку, оставшаяся же часть съедалась на полигоне вместе с ребятами.
За эти шесть месяцев меня угораздило два раза болеть. В обоих случаях это была только температура под 40 градусов, когда тело разваливалось на куски. В первый раз это случилось, когда в части массово началась чесотка. Мне было не до нее. Медленно, со скрученным вместе с тюфяком постельным бельем я передвигался в направлении медсанчасти, куда путь был совсем не близким. Основными пациентами были чесоточные, в том числе и наш каптер Витя. На следующее утро я уже мыл пол каким-то дезинфицирующим средством, а через день вернулся в расположение родной роты. Залеживаться в санчасти не давали. Второй случай запомнился только тем, что оказался я не в санчасти, а в каком-то большом зале и проспал 28 часов кряду. Через пару дней меня выписали.
После окончания «учебки» для дальнейшего прохождения службы я был направлен в Таманскую дивизию. Воинская часть находилась в Подмосковье, в районе поселка Алабино. Но это уже совсем другая история, с независимыми от меня виражами событий.
Как в Витебске в 1950-1960-е годы устраивали дружеские посиделки, варили холодец и учились в школе.
Витебчанин очень тепло рассказал про свое счастливое детство 50-х — 60-х годов.
Подписывайтесь на нас в: Яндекс, Дзен, Google Новости, Telegram-канал, «секретный» Telegram-чат!
