Как в Витебске в 70-ых выживала 13-летняя сирота. Личная история, рассказанная спустя много лет
Мария, героиня нашей истории, говорит, что жалеть себя — последнее дело. Выход находился всегда, сколько б трудностей не встречалось в жизни. Хотя история ее судьбы способна впечатлить и растрогать. Только представить себе: училище, вам 13 лет и вы никому не нужны на целом свете. «Витебский курьер n» публикует воспоминания человека, который пережил много трудностей: сначала оказался в детдоме, потом — на улице и вынужден был выживать сам. Это история жизни, рассказанная без прикрас.
Мне всю жизнь помогали чужие люди. Первые, кто предложит тебе поесть и ночлег — это пьяницы, бомжи, цыгане, зэки. Вот это было в моей жизни. А детей тогда хватало на улице — кто-то в армию не хотел, у кого-то родители пили. Никто не смотрел детей, как сейчас. На работу выходили через 2-3 месяца, детей — в ясли. Отбери ребенка у матери в 2-3 месяца, и она от него очень быстро отвыкнет.
Мария говорит, что судить своих родственников не хочет, они прошли войну. Мама в 12 лет была связной партизанской бригады, носила тол через немецкий гарнизон, была ранена, а отец в 12 лет попал в ссылку за то, что в голодные годы доставал из болота немецкое оружие и продавал на рынке.
Мама моя с Витебской области, в войну ее чуть свои не расстреляли. Переводили 40 детдомовских детей через линию фронта, сидели на болоте под обстрелами. Мама и еще одна девочка просили по деревням еду. Набрели на хутор, нервы не выдержали, мама высказала все: свиньи жадные, кулачье, а там дети умирают! Хутор бегом собрался, детей накормили. А если бы полицаи? Так что пришлось решать втроем, расстрелять мою маму или нет. И кто-то один не подписал. После войны мои родители познакомились: любовь, деньги есть. В какой момент все это рухнуло? Я понятия не имею. Мама была очень красивая, работала в суде.
В том, что родители начали пить, Мария винит послевоенные годы, когда люди отжили и захотели праздника.
В поселке сгорело здание суда. Прокурора сняли с должности, он спился и бомжевал. Вот так человеку легко жизнь сломать. Когда стала пить мама, зашевелились осколки в ногах, и ее парализовало.
Так Мария переехала жить в Витебск, к тетке.
Тетя моя была монстр: грубая, сталинистка, ее все боялись. Меня даже на праздники одевали — школьная форма и галстук. Представляете, в 13-14 лет? Помню, когда я приехала однажды к отцу, он посмотрел на меня, заплакал и сказал: больше ты туда не поедешь. Меня отвезли к бабушке, но у нее была пенсия в 12 рублей, у дедушки — 24 рубля, по 70 лет обоим. Спросили: поедешь в детдом?
Мария вспоминает, что в 70-ые годы детдом был больше похож на колонию, и, как в тюрьме, там были бригады. Дети жили в бывшей панской постройке и обеспечивали себя сами: одна бригада мыла полы, другая — чистила картошку, третья — работала на огороде. Особенно привилегированные нянчили детей и стирали у воспитателей.
Санитарные условия — дикий ужас, все вшивые. Баню помню: стоишь в воде по колени, и воши плавают. Работали на огороде у местных, чтобы купить дихлофос. Постоянно голодные. А напротив моего отца, дверь в дверь, жил наш завхоз. Вот он мандарины прет, его спрашивают: откуда? Говорил, что детям много привезли — не доели.
В деревне детей никто просто так не кормил, приходилось много работать. По словам Марии, и детдомовские, и деревенские дети хорошо относились друг к другу, выручали. Дети были голодные, нищие, но никто не воровал, разве что огурцы по колхозным огородам.
Наказания были такие: помню, мне не дали сапоги и куртку на осень. Ни за что наказали: кто-то залез в клуб ночью. Я ходила 3 километра в школу в свитере и полукедах резиновых. По дороге мальчишки по очереди давали куртку. Но насилия никакого не было среди детей. Только один случай: был такой странный мальчик, учился на отлично. Потом его поймали за то, что у детей забирал деньги и даже горячим утюгом прикладывал. И его выгнали. А еще рассказывали, что девочку изнасиловал учитель немецкого языка — и ничего ему не было. Мы даже не знали тогда что это такое — изнасиловал! Другая воспитательница родила от моего одноклассника, ей было 42 года, ему — 15.
Марию выгнали из детдома за то, что дети поддержали свою учительницу. Местные считали, что дети живут хорошо — так преподносило начальство. А одна учительница заподозрила что-то и написала жалобу.
Приехали проверки, нашли ребенка, который рассказал, будто она его била. Старшеклассники вступились за учительницу, а директор: или молчите, или можете проваливать. Мы собрались и на суде дали показания за нее.
В 13 лет Марию выгнали из детдома. Аттестат был замечательный — все дороги открыты. Только, говорит, ума не хватило: пошла за подругой в техникум, где кормят, одевают и обувают. Захотелось самостоятельности.
Собрали нас: 3 рубля на билет, чемоданчик из кожзаменителя, вафельное полотенце, кусок мыла хозяйственного и платье школьное. До свиданья, поехали.
А потом оказалось, что общежитие в техникуме давали только через несколько месяцев, и в выходные детей никто не кормит. Так три девочки-ученицы оказались на улице: ночевали в подъездах, собирали бутылки, подбирали еду возле общепита. Только один раз воспитатель дал им 10 рублей. Одежду выдавали в техникуме — штаны и спецовка. Только стирать ее было негде.
Нас же элементарно даже никто гигиене не учил! Это был ужас! Даже сейчас детдомовцам деньги дают, а толку: к жизни неприспособленные. Подъезды тогда не закрывались — мы на верхнюю клетку газетки постелем и переночуем. Никто не видел, раньше телевизоров не было, люди рано спать ложились, в 9 вечера. А в 6 мы уже уходили. Нас цыгане брали к себе, кормили, ночевали у них в самострое. Они жалостливые, чтоб там обидел кто — никак! Шастая так, мы с кем только не знакомились: вот с детьми которые бродяжничали, они уговаривали меня в Крым с ними поехать. Зато мы на выходные в Каунас ездили. Билеты — копейки, бутылки сдал и поехал. А потом каникулы — нас не кормят.
Мария вспоминает свои первые летние каникулы как сплошной кошмар и говорит, что никогда этого не забудет. Ночью девушкам приходилось воровать картошку на огородах, ее потом варили в консервной банке. Другое лето Мария провела у знакомой: в дом приходили зэки, но девушек никто не обижал.
К нам относились как к детям. Хотя мы уже были девушки. Потом мне дали общежитие, а на зимние каникулы — даже путевку в Раубичи, в гостиницу. Потом и заметили — попала в детскую комнату милиции за бродяжничество. Ну я и высказала, что третий год уже сижу голодная и раздетая. Они только посмеялись.
После техникума Марию ждало распределение, но на заводе она оказалась не нужна. Девушка вернулась в отдел кадров и пошла на прием к замдиректору, а там уже повезло: директор ее узнал.
Спросил откуда я и кто моя мама. Оказалось, что он сын того самого прокурора, который бомжевал. Так меня сделали техником технологом. С дипломом токаря второго разряда.
По просьбе героини ее имя в нашей истории было изменено.
Читайте также на нашем сайте Как в Витебске жили после войны. Личные воспоминания.
Подписывайтесь на нас в: Яндекс, Дзен, Google Новости, Telegram-канал, «секретный» Telegram-чат!
