Умер известный витебский художник Олег Крошкин. «Жизнь – театр, и мы в ней актёры. И цирк тоже, и дурдом…»

7 ноября Витебск облетело печальное известие. На 71-м году жизни наш мир покинул художник из Витебска — Олег Крошкин.

«Искусство Олега Крошкина являет множество ипостасей: это и авангард, и поп-арт, и графика, и совершено немыслимое сочетание различных стилей и форм. В той же степени, в какой оно предстаёт разнообразным, настолько его картины и интересны, ибо это разнообразие происходит из непрестанных творческих поисков и живой мысли творца. С содержательностью искусства Олега Крошкина может сравниться его любовь к жизни как бурному потоку существования и мощная энергетика его работ», — рассказывал о творчестве художника журналист «Витебского курьера» Георгий Корженевский.

Олег Крошкин — это художник, которому помимо иных качеств, присущи такие отнюдь не бесполезные черты, как творческие хулиганство и брутальность. То, что воспринимается в данном ракурсе, является выражением внутренней свободы живописца, его независимости от фарисейской морали и социально-политической конъюнктуры. Не зря Олег Крошкин называл себя не-гламурным художником. Он не был подвержен гипнозу и диктату «моды» в самом обобщённом смысле данного понятия.

Потому совершенно прав был Феликс Гумен, когда говорил, что его коллеге присуще «лица необщее выражение»:

Олег Крошкин всегда прислушивался к внутреннему голосу, на что способен не каждый. Он себе позволил это… Он позволил себе самовыражаться.  

Олег Крошкин закончил худграф Витебского педагогического института. В авангардной манере стал рисовать еще в альма-матер. В те далекие времена это никак не поощрялось. Поэтому Олег своих работ старался не показывать.

«Я никому не показывал, кроме моего друга Шапова. Только ему. И то не все. Не было желания. Я знал уровень мышления ребят (сокурсников), которые меня окружали, и не было смысла им показывать. Однажды я показал свои работы человеку, с которым мы дружили и дружим. На что он отреагировал, сказав: «Да это ты девочкам показывай». Потом, самое смешное, прошло лет 30, и я устроил персональную выставку, где эти работы были оформлены в том числе. Только когда мой друг начал серьезно заниматься искусством, стал мазать и красить, он все-таки дошел до понимания, что это пластика, художественное мышление, а не просто выпендреж. Тем более, что я это делал для себя и никому не показывал (целые стопки работ)», — писал Олег Крошкин. 

Про свое становление как художника Олег Крошкин рассказывал так:

Моими учителями стали художники французского авангарда, мирового. Также всевозможные книги по искусству, которые можно было достать. Там обычно критиковали загнивающее капиталистическое искусство, но были картинки этого загнивающего искусства, и это самое главное.

 

Еще была возможность читать журнал «Америка»(его мать доставала), покупал журнал «Англия». Вот эти журналы как бы прорыв!

 

Ну, естественно, я часто посещал библиотеку. А поскольку я часто хаживал туда, то меня начали пускать в закрома, а следовательно, появилась возможность читать литературу, изданную ограниченным тиражом или запрещенную, например: Кафку, Роже Гордея «Реализм без берегов». Автор данной книги был членом французской партии, и его исключили оттуда за ревизионизм. Причем в своей книге он понимал под реализмом не тот реализм, который ты видишь, т.е. фотографический реализм 18-19 веков, традиции которого продолжало советское искусство. А под реализмом он понимал реализм как холст и то, что ты нарисовал на нем. Это и есть реальность: любой крест, квадрат, линия — как двухмерная реальность. Эту книжку было приказано сжечь всем библиотекам во время коммунизма, а в библиотеке Ленина ее не сожгли или сделали это чуть позже, поэтому я успел ее прочитать.

 

В этой же библиотеке можно было познакомиться с работами импрессионизма и постимрессионизма , например, Джоном Эвантом. В тот период импрессионисты считались такими авангардистами и такими запрещенными художниками, что на сегодняшний день это выглядит очень смешно. Таким образом возможности ознакомиться с работами интересных новейших направлений в изобразительном искусстве были, особенно они представлялись в Москве (в букинистических магазинах) и Прибалтике. И так же значимы философские труды. Художник без философии, без философских знаний, не знающий психологии — ничто.

 

Ну ,конечно же, практика очень важна. Начал с коллажей в годы юности, когда увидел коллажи Пикассо. Книги, которые я просматривал были с иллюстрациями, но я не подражать учился, а именно подходу к искусству. Учился понимать и видеть, что искусство может быть не обязательно реальным.

На выставке художника «Взгляд» в 2016 году в Витебском художественном музее Александр Малей вспоминал про годы учебы Олега Крошкина на худграфе в Витебском пединституте. Уже тогда, по словам Малея, живопись Крошкина отличалась известного рода новаторством, ярким образным решением, динамикой борьбы, фундаментальностью, монументальностью и не вписывалась в привычные рамки.

В июле 2015 года известный витебский художник отметил свой 65-летний юбилей и дал большое интервью нашему культурологу и журналисту Георгию Корженевскому.

«Витебский курьер news» рад напомнить через 5 лет интервью с человеком, искусство которого отмечено пристальным интересом к действительности, и само никогда не безразлично окружающим.

 – О Вашей художественной манере говорят, что её нельзя спутать ни с какой-либо другой. На открытии выставки в прошлом году была произнесена такая фраза: «Художник, которого нельзя спутать ни с кем». Насколько это важно для художника?

Это очень важно, это огромное достижение иметь собственный почерк. Причём собственный почерк вырабатывать не намеренно, беря что-либо у кого-то, а когда всё само рождается, исходя из своих собственных потребностей. Главное для художника – свобода, исключающая тягу к подражательству. Ему следует передавать свои мысли своими же пластическими средствами, которые ему доступны в тот или иной момент, и которые он постепенно вырабатывает, находясь в поиске пластики рисунка и пластики цвета.

 

Всё это должно идти честно и от души. Если человек талантлив, у него интуитивно рождается своя манера. Этому никто не учит, всё добывается эмпирическим путём. Интуиция – огромнейшее качество для любого художника. Интуиция и свобода, когда он нарабатывает и использует свои приёмы. Чем больше этих приёмов, тем в большей степени художник свободен.

 

При этом нельзя стоять на месте, найдя в самом начале своего пути какие-то два-три примитивных хода. Развитие – это процесс постоянный, не следует останавливаться. Это не интересный художник, если он не находится в развитии. Посмотрите, сколько периодов было у Пабло Пикассо: и «голубой», и «розовый» периоды, и кубизм, и неореализм, и прочие… Он никогда не останавливался.

 

Здесь ещё важен вопрос коммерции. Вообще, коммерция неотделима от творчества. Всё-таки художник зарабатывает себе на жизнь тем, что производит. Другое дело, насколько он думает о самой коммерции, когда работает. Важно, чтобы художник продавал свои работы, но не сломался бы на этом, а искал новые формы, пусть и неизвестно, как они станут продаваться, и будут ли продаваться вообще.

Это очень сложный вопрос свободы, чтобы ему ни диктовал покупатель. Потом приходят люди и покупают работы, когда видят, что это сделано честно и откровенно, а не просто на продажу. Очень важно найти должный баланс. А тебя найдут, когда увидят, что ты стоишь того, идя по пути собственного развития, не думая наперёд о деньгах, что это может тебе дать в прагматическом плане.

– Весьма часто фоном для Ваших картин служит нечто «сиюминутное»: вырезки из газет, журналов, ветошь и т.д. Как это дополняет Ваше творчество, и какими творческими идеями обосновывается?

У меня лежит всякая всячина, и потом эти старые вещи мне вдруг становятся нужны. Искусство может использовать что угодно, любые вещи, и даже любые «отходы производства». Это придаёт новые живописные качества, получается нечто совершенно необычное и неожиданное. У меня накапливаются определённые эмоции, подсознательные переживания, и ты видишь, что это следует дать на холст исходя из соответствия твоим внутренним движениям. Всё происходит на подсознательном и интуитивном уровнях.

 

Не дай Бог, когда художник в своём искусстве становится «математиком». Это уже неинтересно. Вот когда свобода, когда ты сталкиваешься с таинственным и неизвестным, тогда и есть интерес делать новые художественные произведения. А не по известному и беспроигрышному шаблону. Я, наоборот, стараюсь расширять круг своих технических возможностей. Чем он шире, тем я свободнее. Современное искусство уже далеко ушло от раскрашивания по поверхности холста кистью. Оно гораздо шире.

– Режиссёр Игорь Бояринцев говорил на открытии Вашей прошлогодней выставки в Арт-центре Марка Шагала, что Вы являетесь человеком театра и природа Вашего искусства – карнавальная. Насколько Вам это свойственно, и насколько глубоко Вас преследует изречение, гласящее, что «вся жизнь – театр»? А может быть, вообще цирк?

Он глубоко понял моё искусство. Для меня это так и есть, что жизнь – театр, и мы в ней актёры. И цирк тоже, и дурдом… И человек также ещё и животное, инстинктивное создание. Это очень верная мысль о сплошном театре и карнавале. И мои картины по такому принципу «сцен из жизни» созданы. Карнавал… дурдом… что угодно может быть. Театральность – неотъемлемое свойство моих картин, почему они такие яркие и цветные.

– Кем является человек для Вас в среде, которую Вы изображаете?

По этому поводу у меня много разных мыслей. Это в том числе и животное, обладающее способностью мыслить. И где животное кончается, а где начинается человек – это тайна. Мы сталкиваемся с каждодневной информацией, доказывающей нам, что человек умнее не становится. Весь этот терроризм, навязчивое построение новых обществ, причём, кто с этим не согласен, должны умереть… То есть это полный абсурд, и где здесь «рацио» – непонятно.

 

Почему, казалось бы, в постсоветском пространстве никто не мешал нам добиться хорошей жизни, а мы живём в диком обществе, в котором уважаются только деньги? Причём можно было добиться и хорошего отношения к художникам, как относятся к ним на Западе, или, например, в том же Китае. К сожалению, с этим негативом сталкиваешься сегодня на разных уровнях. Этот карнавал повседневности продолжается, и революции, и войны – такие страшные карнавалы.

– Тема женщин в Вашем творчестве вызывает как восхищение многих, так и острые дискуссии. Когда она проявилась в Вашем искусстве, и какой посыл окружающему миру несёт?

Она появилась очень давно. Интерес к женщине… это сколько я живу, столько и проявлялся этот интерес, который, конечно же, существует и до сих пор. Это всегда большой плюс для художника, который не должен стареть, но оставаться таким же молодым, как и был. И это не пустые или возвышенные слова. Женщина — это и вдохновитель, и координатор временной. Времени я придаю очень большое значение в своих картинах, не зря вкладываю в них газеты, которые показывают, насколько время быстротечно. Понимать это очень важно.

 

Присутствие женщины в картинах также показывает, что человечество не умрёт, оно будет продолжать жить. Хотя куда ныне оно движется, это конечно, огромный вопрос… Художник постоянно думает о времени, а женщина – это время. Она неразрывно связана с временной протяжённостью. Если художнику интересен мир, интересно время, интересны женщины, то и восприятие у него живое, он воспринимает действительность как будто в первый раз. И это всё было, есть, и будет…

– В то же самое время своё искусство Вы формулируете как «не-гламурное» и «не-красивенькое». Как это сочетается со столь пристальным интересом к женской тематике?

Я никогда не был гламурным художником. В художественном мире хватает примеров представителей китча и гламура, которые сознательно ориентируются на то, чтобы их картины купили. А женщина, причём молодая женщина, это воплощение красоты во все времена. И передать эту красоту суждено мужчине. Потому так мало среди художников женщин.

 

Красота – это не означает гламур. Я изображаю женщину так, как я её вижу. Женщина не является предметом какой-то внешней красивости. Тут важно передать внутреннюю глубину, и женщина для меня является иллюстратором и выразителем определённой идеи. Женское тело там присутствует потому, что оно должно присутствовать. Это имеет огромную роль, что женщина влечёт мужчину к себе, что она является выражением мысли, возникшей у мужчины.

 

Обнажённый человек не представляет собой какое-то дикое явление. Здесь не должно быть ханжества. Это нормально, красиво, и не должно вызывать ханжеских реакций, как это часто бывает у нас. И совокупление – это тоже красиво. Я не вижу тут никаких социальных диссонансов, чего следовало бы стыдиться. Тело человека… что может быть здесь неприемлемого? А оказывается, может быть… Не нужно проецировать свои низкопробные комплексы на произведение художника. Если в картине появляется обнажённый человек, в этом нет ничего противоестественного. Скульптура Давида вот уже сколько времени стоит во Флоренции, и ни у кого она не вызывает провокаций, не гомо-, не гетеро-… Изображая красивое женское тело я подчёркиваю красоту мира.

– Вы также известны как авангардный художник. К тому же в Вашем определении собственного искусства есть ещё одно «не»: это «не-конформистское искусство». Чем же для Вас является авангард, каково его значение для современного состояния Витебской художественной школы?

Художник – человек, который пребывает в постоянном поиске, в постоянном развитии. Современное изобразительное искусство уже отошло от холста в чистом виде, оно более свободно и предполагает использование всё большего разнообразия материалов, наблюдение за всем и повсюду, и отражение наблюдений в каких-либо вещественных формах. Искусство находится в непрестанном развитии и не предполагает застывания. Это интересно: что можно сделать на холсте, чего ещё раньше не делалось.

 

Чем больше людей будет свободно, которые не копируя кого-то, занимаются авангардом, тем лучше. Можно отталкиваться от предыдущих деятелей авангарда, но непременно развиваться, находя новую мысль. И тогда это будет интересно, и тогда Витебск не будет провинциальным, консервативным городком, а будет центром современного искусства.

Художник должен быть не-конформистом. Конформизм и гламур – это отсутствие естественности и возможности развития. Нельзя раз и навсегда понять, чем является твоё искусство. Я не знаю, что такое искусство. Я просто предполагаю. Если бы я знал, то мне был бы конец как художнику. Это вечный поиск. И чем он больший, тем в большей степени художник интересен.

Об Олеге Крошкине часто говорят как об ироничном художнике, который усмехается, когда пишет свои картины. Несомненно, его творчеству присуща мудрая ирония в восприятии повседневности, без чего, скорее всего, невозможно адекватное выражение действительности вообще. Ведь нельзя же относиться к современному «обществу спектакля» со всей серьёзностью…

«Витебский курьер news» глубоко скорбит об огромной и невосполнимой потере для всего художественного мира и высказывает искренние слова сочувствия и сопереживания родным и близким Олега Крошкина. Светлая память…

Подписывайтесь на нас в: Яндекс, Дзен, Google Новости, Telegram-канал, «секретный» Telegram-чат!