Витебчанин очень тепло рассказал про свое счастливое детство 50-х — 60-х годов
и личные фотографии из семейного архива Александра Кимельмана
Четверть века Александр Кимельман живет со своей семьей в Германии. Но самыми теплыми словами и сегодня вспоминает наш Витебск – город своего детства и юности, место, где похоронены его родители. А своими воспоминаниями мужчина делится с читателями «Витебского курьера news».
В прошлый раз Александр подробно рассказывал о своей семье, о том, как жили в Витебске до войны и сразу после нее, а сегодня делится яркими воспоминаниями из своего детства. По временному отрезку, это 50-е — начало 60-х годов ХХ века.
Следующее повествование будет взято тоже из моего детства, которое, в моем представлении, так и осталось очень нежной, трогательной и безмерно счастливой частью моей жизни.
Как я уже упоминал, вместе с нами жила еще и домработница. По рассказам мамы, после моего рождения их было две или три. Услугами домработницы пользовались, в первую очередь, из-за невозможности отдать ребенка в детский сад, да и помощь в домашнем хозяйстве была необходима.
Галина Ивановна Ратникова (для меня просто тетя Галя) появилась у нас, когда мне было года три, и на долгое время, пока мы жили в этой квартире, стала членом нашей семьи. Мама платила тете Гале 10 рублей в месяц, а также отчисления в собес, обеспечивая тем самым ее будущую пенсию. Также впоследствии благодаря этому ей предоставили небольшую квартиру.
К нам тетя Галя попала после тюрьмы, отсидев 5 лет за кражу мешка картошки. Ко мне она относилась как к родному сыну. Была очень честная, ответственная и чистоплотная. Правда, характер был тяжелый – много пережила. Неплохо играла на гитаре. Мне запомнился куплет одной печальной и мелодичной песни в ее исполнении:
На горе высокой Алтере-Пик
Жил когда-то набожный старик.
Ходил он в синагогу и молился Богу
И трефного кушать не привык.
Но был один и неприятный случай. Однажды тетя Галя заявила, что нашла для дальнейшей работы более подходящую семью. Если не ошибаюсь, это была семья Сабельниковых. Буквально через несколько дней у нас появилась тетя Луша. Маму она устраивала, но я переживал ужасно.
Как-то пришла тетя Галя и попросила маму отпустить меня с ней погулять. Мама согласилась (я очень просил), и мы пошли на ее новое место работы. В квартире в это время никого не было. То, что я увидел, было выше моего детского понимания. Мебель, картины, общее убранство говорило о полном благополучии. Почему-то больше всего мне запомнилось яйцо Фаберже (не утверждаю, что настоящее).
Но самое удивительное для меня произошло позже, думаю, недели через две, когда к нам пришла опять тетя Галя и со слезами на глазах стала умолять маму взять ее обратно. Благодаря моим настойчивым требованиям пришлось отказаться от услуг тети Луши, и Галина Ивановна снова вернулась на свой топчан в столовой.
Помню мой первый, как мне кажется, самостоятельный выход в наш двор. Ко мне подошел мальчик постарше. Представился Семой Оршанским и поинтересовался моей национальностью. Я не понял вопроса, сказал, что не знаю. На что он, ткнув в меня пальцем, сказал – «ты жид». До сих пор у меня вызывает смех, каким образом я впервые узнал о своей национальности, да еще в такой форме, от такого же пацана-еврея.
В одноэтажном бараке, который стоял перпендикулярно нашему дому, жила девочка Зоя с двумя маленькими братиками-близнецами. Она была несколько старше нас, и мы, детвора, считали ее своим вожаком. Зоя все время что-то придумывала, например, какие-то ролевые игры – в школу, больницу, семью, и т.д. Также она ставила различные спектакли с участием детей нашего двора. Шура Малащенко был главным актером этого театра. Участвовал практически во всех спектаклях. Там были и самодельные декорации, и какие-то костюмы с привлечением простыней и прочей мишуры. На спектакли приходили взрослые со всего двора.
Также Зоя организовывала импровизированные походы в соседний парк Фрунзе. Родители выделяли кое-какие съестные запасы. Мы там гуляли, развлекались, «обедали», играли в какие-то подвижные игры.
Гуляя по парку с родителями, бывали и в этом месте. Чтобы сюда попасть, нужно было спуститься на несколько ступенек вниз. Слева стояла скамейка, возле которой располагался металлический шкаф с большой желтой жестянкой, на которой «красовался» череп с костями. Меня, помню, этот череп очень напрягал. Немного повзрослев, ходил сюда играть с друзьями в шашки.
Время проводили мы очень активно. В нашем распоряжении был двор с различными закоулками, развалинами, покосившимися постройками, через дорогу – стадион, по периметру которого росла некошеная трава и кустарники вдвое выше нас, где мы играли в войну, пограничников, следопытов, разбойников.
Коля, помню, выстругивал из досок нам с Сашей «настоящие» мечи, сабли, кинжалы, пистолеты. Это было круто! А еще в нашем распоряжении был парк Фрунзе с речкой Витьбой. Единственное условие, которое необходимо было соблюдать неукоснительно, – тетя Галя должна была знать, где я нахожусь. При нарушении «договоренности» следовало наказание – три дня домашней изоляции.
Зима – это одно из приятнейших моих детских воспоминаний. В то время зимы были снежные и морозные. Было, где разгуляться. В первую очередь, это был городской каток и садик, отделявший каток от дороги. Поскольку все это находилось в овраге, горки в садике были очень даже неслабые. Там до умопомрачения гоняли с этих горок на санках и на лыжах. Но самым «крутым» средством для спуска была «ригоза». Изготавливалось это чудо из толстого металлического прутка таким образом, что внизу были полозья, которые кверху переходили в дугу, за нее нужно было держаться. Стоя на полозьях этой «ригозы», летел с горы с сумасшедшей скоростью. О такой штуке мечтал каждый из нас. И вот как-то случайно оказавшись совершенно один в этом садике, я увидел стоящую одиноко в стороне «ригозу». Каюсь, был мал, и морально слаб. Стащил я ее. С неделю, на зависть всем друзьям, катался на ней у себя во дворе. Но уж очень хотелось на крутую горку. Тут же нашелся владелец, правда, обошлось без битья.
На фото справа видна часть садика перед стадионом. Пройдя чуть выше по улице, начинался спуск в овраг, вдоль которого шел вот этот низкий заборчик. Сразу наверху располагалось ФЗУ (фабрично-заводское училище). Тех, кто в нем учился, в народе называли «фабзайцами». Завернув сразу за торец ближнего здания на фото, сразу начинался очень живописный дворик, из которого был выход к улице Фрунзе. Вот этот дворик. Где-то здесь жила моя одноклассница Надя Ратомская.
А на самом катке, в отсутствии там каких-либо мероприятий, катались на коньках. Как я помню, сначала на двухполозных, прикрученных к валенкам, потом на «снегурках», которые крепились к обычным ботинкам специальным ключом.
По вечерам на нашем катке горожане имели возможность провести время, катаясь на коньках под музыку. Там всегда собиралось очень много народу. Сдать обувь в раздевалку было проблематично. Да и платить надо, а потом еще стой в очереди, чтобы получить обувь назад. Потому многие закапывали ее в снег. Были даже случаи, когда после катания не могли найти свои ботинки.
Бывало, и к нам домой заходили парни и девушки с просьбой оставить на время обувь. Мама никому не отказывала, а иногда поила их чаем. Моя сестра Нелля тоже ходила на каток по вечерам с друзьями. Конечно, все из них переобувались у нас. Помню, у некоторых Нелиных подруг я очень любил посидеть на коленках.
Остались в памяти и очень тяжелые, но характерные для того времени воспоминания. Это мужчины без ног на каталках с подшипниками вместо колес и деревяшками в руках для отталкивания. Калеки на костылях, просившие милостыню… Напротив через дорогу жила женщина без обеих рук с костылями. По-моему, ее звали Люба. Очень много мужчин ходили в военной форме без знаков отличия. А также запомнились «черные воронки», появляющиеся то там, то тут.
Как в Витебске жили после войны. Личные воспоминания.
Подписывайтесь на нас в: Яндекс, Дзен, Google Новости, Telegram-канал, «секретный» Telegram-чат!
